С 10 июля по 27 сентября в ГМИИ им. Пушкина проходит выставка «Тату». Нет, у Пушкинского не исчерпались идеи для экспозиций. Это гастролирующая выставка, впервые представленная в 2014 в Музее на набережной Бранли в Париже. Спустя 6 лет она доехала до Москвы.
Татуировка — это важная часть антропологических исследований. Простота названия выставки не так проста: тату — это не искусство и не антропология. Тату — это тату. Самостоятельная дисциплина, не нуждающаяся в дополнительном красном словце. Пушкинский в своем стейтменте к выставке пишет: «Пройдя путь от традиционной телесной практики до неотъемлемой части современной визуальной культуры, татуировка давно заслужила музейное осмысление». Действительно, практика нанесения рисунков и орнаментов на человеческое тело имеет длинную историю, вопрос в другом. Действительно ли татуировка заслужила осмысление Пушкинского?
В XXI веке татуировка чаще всего связана с субкультурой и изолированностью отдельных групп. Времена тюремной татуировки прошли, и мы только сейчас начинаем узнавать о её смыслах. Тюремная татуировка — это тоже субкультура — закрытая и непонятная. В Азии татуировка до сих пор является крайне табуированной темой: в Южной Корее профессия тату-мастера вне закона, а в Японии татуированных людей не пускают в общественные купальни (онсены) и не берут на работу. Да и в России татуированные люди ещё покрыты тонким (а иногда и толстым) слоем антисоциальности. Так хорошо ли, что выставка и дискуссии на тему татуировки проходят в классической институции, которая не только критически далека от темы, но и не способна передать суть субкультуры?
Безусловно, в каком-то смысле это положительное изменение. Демаргинализация татуировки в России имеет место быть! Однако экспозиция татуировок на силиконовых моделях человеческого тела — это то же самое, что натягивание холста на колесо вместо подрамника. За неимением подрамника? Или потому что подрамник в Пушке смотрелся бы слишком шокирующе? У классической институции нет входа в субкультуру, поэтому логичнее было бы ограничиться антропологическим исследованием, создать своеобразный кабинет редкостей из того, что она способна отрефлексировать — историю татуировки без упоминания настоящего.
«В конце ХХ века мастера татуировки ввели термин «тату-художник», тем самым переведя свои работы из ремесленного измерения в художественное и отвергнув различие между элитарным и массовым искусством. Выработав собственный визуальный язык, татуировка постепенно вышла за рамки закрытых систем и стала частью современной культуры». Татуировка могла бы стать медиумом для высказывания в современном искусстве, но формат, в котором она представлена на выставке Пушкинского, не продвигает её дальше ремесла. Не было такой интенции и у тату-мастеров, представленных на выставке. Татуировка не может перейти в поле high culture (элитарная культура) лишь из-за того, что теперь есть самопровозглашенные тату-художники.
А вот бельгийский художник Вим Дельвуа к своей практике подходит вполне осознанно.
Проект «Арт Ферма» (1997) является одной из самых известных его работ. В начале художник покрывал татуировками только свиные шкуры, однако впоследствии начал делать наколки живым хрюшкам. Мотивы для татуировок Дельвуа выбирал достаточно стереотипные: драконы, кинжалы, диснеевские персонажи.
Опасаясь осложнений с европейскими законами о правах животных, в 2004 году Вим перебрался в Китай, где купил целую ферму под Пекином (Art Farm). «Эти свиньи — милая аллегория, которая заставляет нас задуматься о том, что искусство значит для нас и где проходит линия между тем, что является искусство и что искусством не является», — говорит Дельвуа.
Изображения: pushkinmuseum.art
